Ловец Бабочек

  • Автор: Lady Garet
  • Бета: Forion
  • Размер: миди, 4244 слова
  • Пейринг/Персонажи: Сайондзи Кёити |(/) Кирю Тога | канон «Shoujo Kakumei Utena» (манга)
  • Категория: джен с упоминанием слэша
  • Жанр: детектив, ужасы, мистика
  • Рейтинг: R
  • Краткое содержание: У Сайондзи никак не складывается карьера. А у Тоги в то же самое время и на том же поприще — замечательный успех.
  • Примечание/Предупреждения: Насилие, описания трупов, упоминание изнасилования. Преканон манги «Юная революционерка Утэна. После Революции» с сюжетными отсылками к сериалу и полнометражке.

1

Жизнь не складывалась. Судьба в который раз преподносила поганый сюрприз. Но кто же знал, что начать карьеру арт-дилера невозможно без рекомендаций в определённых кругах?! Ещё недавно Сайондзи Кёити — богатый отпрыск прославленной фамилии, выпускник престижной Академии Отори, с отличием завершивший стажировку за границей — был полон радужных надежд. Конечно, он не рассчитывал на лёгкий успех, но думалось, что затраченных ранее усилий хватит на то, чтобы стартовать с неплохих позиций. Однако старта не вышло. Ни хорошего, ни плохого — никакого. Потому что потенциальные заказчики исчезали, едва узнав, что у Сайондзи нет ни опыта работы, ни рекомендаций от известных художников и других людей, чьё мнение высоко ценится в мире искусства.

Уязвлённое самолюбие ныло, как больной зуб, мешая сосредоточиться на поиске наиболее выгодных решений. А неотступные мысли о Тоге ещё больше осложняли и без того невесёлую ситуацию.

Кирю Тога всегда был первым. В жизни, в любви, в учёбе. А Сайондзи всегда был гордым. С самого детства их дружба приобрела характер соперничества, и Сайондзи много лет рвался вперёд лишь для того, чтобы обойти своего более удачливого товарища. Стать лучшим, получить больше восхищения и выйти, наконец, из тени Тоги. Теперь же, лишившись примера и стимула, было сложно двигаться дальше с тем же упорством, как раньше, когда Тога был рядом.

Где он сейчас? Какую карьеру выбрал для себя? Какие идеи воплощает, чтобы его мечты стали реальностью? Сайондзи до дрожи пугала мысль о том, что, встретившись со своим другом через некоторое время, он не сможет ничего предъявить в доказательство своего успеха. Заранее представляя, как Тога посмотрит на него с лёгкой, снисходительной усмешкой и небрежно бросит: «А ты совсем не изменился!» — Сайондзи уже в бешенстве сжимал кулаки. Делать карьеру это, конечно, не помогало.

Именно в один из таких невесёлых дней он и получил свой первый заказ.

— Добрый день, госпожа Коба. Рад вас видеть. Проходите.

Дама, с которой они договаривались о встрече по телефону, оказалась пожилой и очень ухоженной. В Европе о такой сказали бы «настоящая леди». Ответив на вежливый поклон Сайондзи улыбкой — милой, но ни о чём не говорящей, — госпожа Коба опустилась в предложенное кресло. Её движения были исполнены такой уверенной грации, что в голове Сайондзи невольно мелькнула мысль: «Не думал, что мой первый клиент окажется женщиной… Вполне в духе Тоги!»

— Приятно познакомиться, — тем временем произнесла дама. — Как-то так я вас себе и представляла: пылкая юность без налёта цинизма, а во взгляде — пламя борьбы за высокие идеалы.

Сайондзи сдержанно поклонился. Он так и не смог решить, комплимент это или насмешка? Но следующая фраза посетительницы окончательно завела его в тупик.

— Надеюсь, что поисковые запросы не врут, и у вас действительно не слишком много клиентов?

— Я готов уделить вам всё своё внимание, — выдавил Сайондзи, едва сдерживаясь, чтобы не заскрипеть зубами. Заметив это, госпожа Коба снова улыбнулась.

— Не сердитесь, прошу вас! У меня настолько деликатное дело, что поручить его профессионалу с большим опытом и обширной клиентурой было бы слишком опрометчиво. Я рассчитывала найти молодого и не слишком известного специалиста, только начинающего свою карьеру… Но едва увидев вас, сразу поняла, что передо мной именно тот, кто мне нужен! Так что, если вас заинтересует моё предложение, обещаю не остаться в долгу.

От той суммы, которую назвала заказчица, было бы сложно отказаться любому человеку, даже самому богатому и известному. И Сайондзи только склонил голову в знак согласия: выбирать ему всё равно было не из чего.

— Некоторое время назад я увидела в сети репродукции картин художника, известного под псевдонимом Ловец Бабочек, — начала госпожа Коба. — Удивительные работы! Я влюбилась в них с первого взгляда! Это — настоящее искусство, за которое не жалко никаких денег. Но меня смутила одна вещь. На картинах изображены дети в непростые моменты жизни, и выражение страдания на их лицах так реалистично, что… Видите ли, господин Сайондзи, я уже долгое время являюсь попечителем детского приюта, и к нам часто привозят детей, попавших в тяжёлые ситуации. Катастрофы, попытки суицида, потеря близких, изнасилование… Врачам и психологам приходится долго работать с травмированными детьми, и даже после этого не все возвращаются к нормальной жизни. Поверьте, я слишком хорошо знакома с теми выражениями лиц, которые изображены на картинах Ловца Бабочек, и очень боюсь, что художник рисовал детей с натуры. Поэтому, прежде чем покупать его картины, я желаю полностью разобраться в ситуации.

— Небольшое расследование? — догадался Сайондзи. — Но почему вы не обратились к детективам?

— Мир творческих людей очень замкнутый. Там все друг друга знают, и мне бы не хотелось рисковать своей репутацией коллекционера: если кому-то из художников станет известно, что я обращалась в детективное агентство, доступ к лучшим из их картин для меня будет закрыт навсегда.

Сайондзи понимающе кивнул. Его репутация как арт-дилера не пострадает даже, если он обратится в полицию. Скорее наоборот: он может оставить о себе впечатление серьёзного человека, ответственно подходящего к своей работе. А владельцы частных коллекций и художники в этом плане находятся в гораздо менее выгодном положении.

— Буду рад выполнить ваш заказ, госпожа Коба. Пожалуйста, распишитесь в договоре… вот здесь… Спасибо.

2

— Ловец Бабочек? Этот скандальный художник, картины которого стоят огромных денег? Любопытно… Пожалуй, стоит познакомиться с ним поближе.

Кирю Тога лёгким движением пробежался пальцами по клавиатуре компьютера так, словно это были клавиши рояля, и, улыбнувшись своим мыслям, принялся разглядывать на мониторе репродукции картин.

Уже в последний год обучения в Академии Отори Тога решил, что его жизнь будет связана с искусством, и выбрал для себя карьеру арт-дилера. Разумеется, лучшему другу он об этом не сказал: этот прямолинейный идеалист мог поднять его на смех или, что ещё хуже, решил бы последовать его примеру. А Тоге не нужен такой сильный конкурент. Сайондзи всегда был достойным соперником, и требовалось изрядно потрудиться, чтобы обойти его. Порой Тогу спасали только хитрость и изворотливость — качества, на которые его друг был совершенно неспособен.

Примером для Тоги был Отори Акио — председатель попечительского совета, человек, обладавший в Академии почти абсолютной властью. Изящный, спокойный, чуть насмешливый и неизменно любезный, он всегда вызывал у людей восхищение. Его способность влюблять в себя с первого взгляда, покорять собеседника обаянием, растворяя в себе силой поистине дьявольской харизмы, вызывала в сердце Тоги жажду, граничившую с безумием. Стать таким, как Акио! Любой ценой. Поэтому в выборе карьеры для Тоги немалую роль сыграло то, что его кумир был замечательным знатоком искусства и неплохим художником.

Окончив Академию, Тога продолжил образование за границей. И там же, не теряя времени даром, обзавёлся первыми полезными связями в мире искусства. Разумеется, это были женщины, но недавнего студента это не смущало: всем известно, что жёны и любовницы знаменитостей обладают большой властью над сердцем и кошельком своей творческой половины. Вернувшись в Японию, Кирю Тога сразу открыл своё дело, и первые заказчики не заставили себя ждать.

Но время шло, а столь блистательно начавшейся карьере нельзя было давать застаиваться. Требовался новый рывок. И тогда Тога обратил свой взгляд на скандального художника, известного под псевдонимом Ловец Бабочек.

Ловец изображал на своих картинах детей. Впервые увидев репродукцию, Тога почувствовал, как сердце его больно защемило, а на лбу выступила испарина. По ту сторону монитора на летней лужайке среди цветов и бабочек лежал обнажённый подросток. Глаза его были открыты, их отсутствующий, неземной взгляд устремлён в небо. Прозрачную кожу обвивали красные нити, которые причудливой сетью расходились из розы, цветущей внизу живота. Это было восхитительно!.. Если смотреть издалека. Приблизив взгляд, Тога вздрогнул: нити оказались ножевыми порезами, а роза — вывороченным животом с лохмотьями кожи и внутренностей. Мальчик на картине был мёртв, но это становилось заметно, только если смотреть с одного ракурса. Со всех остальных точек он виделся живым, и его застывшее, сонное очарование казалось запредельно-прекрасным. Нервно сглотнув, Тога вытер вспотевший лоб и, невероятным усилием оторвавшись от монитора, принялся ходить по комнате.

Другие картины этого художника оказались не лучше. Измученные, умирающие или уже мёртвые дети на них были прекрасны, как цветы после дождя. Бледная кожа, на которой синяки, порезы и страшные раны сплетались в фантастический узор из цветов и бабочек, сияла поистине ангельской прозрачностью. Бескровные или лихорадочно горящие губы звали к поцелую. Пальцы были так тонки и изящны, что хотелось переплести с ними свои, забывая, что это — картина. Изощрённая фантазия художника точно рассчитала эффект: никто бы не остался равнодушным к этой целомудренной чистоте, к этому странному, но так реалистично изображённому страданию. И хотя полотна Ловца Бабочек были запрещены к открытой продаже из-за своей скандальной тематики, их всё равно покупали на подпольных аукционах за большие деньги, ценители охотились за ними, как за настоящим сокровищем.

Несомненно, стоило лично познакомиться с этим художником. Тога хотел иметь возможность одним из первых узнавать о создании новых шедевров: это сразу укрепило бы его положение в кругу искусствоведов и коллекционеров, а возможно, и дало немалое конкурентное преимущество. Вопросы морали, неизбежные при размышлении над подобным сотрудничеством, Тога решил оставить в стороне. В конце концов, это же только картины! Что ему за дело, если фантазия гениального художника столь причудлива?

3

Сайондзи никогда не считал себя чувствительным человеком. Более того, всегда был убеждён, что настоящий воин ни при каких жизненных обстоятельствах не должен терять присутствия духа. Но картины Ловца Бабочек всё-таки заставили его сердце содрогнуться. Вернее, не сами картины, а предположение госпожи Коба о том, что они нарисованы с натуры. Внутри поднялась горячая волна протеста, захотелось, как в былые времена на Дуэльной Арене, с мечом в руке ринуться в бой. Когда-то все дуэлянты искали вечности. Каждый для своих целей, разумеется, но их прежние идеалы не могли не оставить отпечаток на характере. В Академии Сайондзи так и не стал избранным, получившим силу Диоса — силу изменить мир. Впрочем, Тога им тоже не стал… Зато сейчас всё прежнее возмущение всколыхнулось, старые мечты и амбиции обрели новый смысл, и Сайондзи с фанатичным упоением принялся разгадывать тайну картин Ловца Бабочек.

Начал он с того, что собрал по сети все доступные репродукции и принялся внимательно рассматривать. Сайондзи решил, если получится найти закономерность в изображении моделей, выделить какой-то определённый, любимый автором типаж, то дальше можно будет идти в полицию. А потом уже информацию об убитых или пропавших детях, подходящих под это описание, сопоставить со временем создания картин.

Но этот стройный план рухнул в самом начале, потому что закономерностей не было. Ловец Бабочек изображал совсем юных подростков — мальчиков и девочек, и их внешность была настолько разной, что выделить любимый типаж не удавалось даже приблизительно.

— Ерунда какая-то… — бормотал Сайондзи себе под нос. — Должно же быть у них что-то общее, кроме возраста?.. Вот этот, пожалуй, похож на Тогу: таким он был, когда мы нашли девочку в гробу.

Воспоминания нахлынули внезапно, и перед глазами тут же встала картина: полумрак пустой часовни, три гроба, в одном из них — девочка с розовыми волосами. «Не открывайте! Это мой гроб. Я не хочу жить: в этой жизни нет ничего вечного…»

— Нет ничего вечного? — повторил Сайндзи, внимательно вглядываясь в экран. На картине мальчик, удивительно напоминающий Тогу в детстве, лежал, раскинув руки, среди капустного поля. Вокруг сочных, похожих на зелёные розы, кочанов вился целый рой бабочек-капустниц, сплетаясь над головой мальчика в некое подобие нимба. Бабочки сидели на его тонких запястьях, на щеках, горящих, словно после быстрого бега, на алых волосах, разметавшихся по траве. Чем дольше Сайондзи смотрел на эту картину, тем больше убеждался в том, что она — особенная, отличная от других работ художника.

— Точно! Он одет! Остальные — голые, а на этом одежда.

Эта мысль пришла, как озарение. Разговоры о вечности, девочка в гробу, мальчик на картине, зелёные розы-кочаны и рой бабочек-капустниц… И словно снова зазвонили невидимые колокола на Дуэльной Арене! Сайондзи тут же вскочил и, сунув телефон в карман плаща, выбежал на улицу.

4

Ловец Бабочек оказался довольно красивым, моложавым человеком среднего возраста. У него был глубокий, цепкий взгляд, приятные манеры и безупречный вкус — мастерская казалась эталоном совершенства. «Кажется, я не ошибся», — подумал Тога, сразу вспомнив мастерскую Акио, находившуюся на верхнем этаже башни председателя.

— Проходите, господин Кирю. Я ждал вас. — Голос Ловца был спокойным и приятным, и тоже чем-то напоминал Акио. Только не было в этом художнике столь характерной для председателя Отори лёгкой насмешки, и искристого задора тоже не было.

Тога вежливо поклонился.

— Ещё раз прошу прощения за мою смелость. Но я подумал, что, наверное, каждый молодой арт-дилер считает своим долгом выразить своё восхищение вашими работами лично, и только поэтому решился просить о встрече.

Ловец Бабочек рассмеялся. Смех был таким же приятным, как и его манеры, и Тога немного ослабил туго скрученную внутри пружину самоконтроля: если бы знаменитый мастер посчитал его вторжение дерзостью, то с самых первых слов дал бы это понять.

— Ваша скромность так же покоряет, как и ваша внешность, господин Кирю, — заметил художник, предлагая гостю кресло и опускаясь на кушетку напротив. — Думаю, самолюбие молодого специалиста не пострадает, если я скажу, что ждал вашего звонка.

— Ждали? — Тога удивлённо вскинул брови. Художник едва заметно улыбнулся.

— Творческий мир очень замкнут, каждый новый человек в нём — на виду. О вас мне уже неоднократно говорили общие знакомые. И если бы вы оказались более застенчивы, я бы сам однажды позвонил вам.

Это было лестно. Однако Тога ни секунды не сомневался в том, что художник ведёт с ним какую-то свою игру. Наверняка он уже собрал информацию и узнал о новом арт-дилере всё, прежде чем сам Тога узнал о существовании его картин.

Разговор начался с общих тем: светская, ни к чему не обязывающая беседа. Но после того как горничная принесла кофе и за ней закрылась дверь, Ловец Бабочек сразу перешёл к делу.

— Итак, господин Кирю, вы уже поняли, что я в вас заинтересован. Сейчас самое время обсудить подробности нашего сотрудничества.

Тога поклонился. Прося Ловца Бабочек о встрече, он тем самым давал понять, что готов работать с ним. Но молодой арт-дилер в самом начале своей карьеры даже не надеялся, что ответ известного мастера будет таким быстрым и положительным. Успех, определённо! Теперь посмотрим, какие условия выставит этот эксцентричный художник…

— Скажите, вас не смущает тематика моих работ? — спросил Ловец Бабочек. Тога даже бровью не повёл.

— Нет.

— И вы в курсе, что они запрещены к открытой продаже?

— Конечно.

— А можно узнать, что вас привлекло в моём творчестве? Почему вы желаете продвигать его и показывать людям, отстаивать мои интересы?

— Вы — замечательный мастер, ваши картины — шедевры, в которых красота и качество исполнения сочетаются с глубоким содержанием. В наше время искусство становится поверхностным, люди перестают размышлять над произведениями. Но ведь только работы, гармонично наполненные красотой и смыслом, достойны вечности.

— Вы правы, я тоже так думаю. Красота без смысла — пустая оболочка. Любой подросток красив, как цветок, но в нём ещё нет глубины, он не познал истины, которую может открыть только настоящее страдание. Поэтому в своих работах я пытаюсь совместить несовместимое, слить воедино самое прекрасное из того, что может дать жизнь и смерть.

— Вы мудрец.

— Я художник. И так же, как все люди, слаб и подвержен страхам. Знаете ли, господин Кирю, я до смешного боюсь, что однажды мои философские идеи приведут меня в тюрьму. Меня уже не раз упрекали в излишней реалистичности картин. Понимаю, что отчасти сам даю почву для всех этих нелепых слухов, но образы, которые рождаются в моей голове, изменить невозможно. Они приходят, как сон, появляются из пространства уже готовыми, целостными. Начинаю что-то менять — и уже невозможно добиться нужного эффекта. Художник оказался заложником своих картин! Такие дела… Поэтому сейчас мне легче ограничить круг общения, доверяя продажу своих работ только избранным дилерам, чем отказаться от возможности писать те образы, которые рождаются в моём сердце… Но я, наверное, утомил вас своим брюзжанием?

— Нет, что вы! Наоборот, мне очень льстит ваше доверие.

Ловец Бабочек улыбнулся и, бросив в сторону Тоги быстрый взгляд, поднёс к губам чашку кофе.

— Доверие, да… Знаете, господин Кирю, я верю в судьбу и предзнаменования. Вы удивительно похожи на мальчика с одной моей картины. Или он на вас похож? Наверное, именно из-за этого сходства я и желал познакомиться с вами. Хотите взглянуть? Эта картина здесь, в мастерской, она не продаётся.

Тога вздрогнул, но тут же взял себя в руки и, плавным жестом поставив чашку на столик, встал с кресла. Он помнил эту картину. Впервые увидев репродукцию, Тога сам был поражён этим необычайным сходством. Но главное, на картине было изображено то, о чём никто, кроме него, не мог даже догадываться.

— Очень давно, когда я был ещё студентом Художественной Академии, один преподаватель рассказал мне историю из своей жизни, — начал Ловец Бабочек, доставая картину. Тога слушал, затаив дыхание. — Она поразила меня и дала мотив многим моим работам. Тогда у этого преподавателя на воспитании находился мальчик из хорошей семьи. Родители отдали его на время, чтобы ребёнок научился светским манерам и получил хорошее образование. Попечитель действительно был достойным во всех отношениях человеком и никогда бы не позволил себе ничего лишнего, если бы этот мальчик не оказался так красив. Была ли это любовь, страсть или слабость, было ли это обычное вожделение или нечто возвышенное, о чём любят писать в романах, — нам этого уже никто не расскажет. Все свидетели мертвы. Но однажды воспитатель не выдержал и изнасиловал мальчика. После долгой погони, на капустном поле, среди цветов и бабочек… Знаете, господин Кирю, я так часто пытался представить себе эту сцену, что теперь кажется, будто сам был свидетелем!

Тога напряжённо вглядывался в картину, чувствуя, как оживают воспоминания, которые он так старательно пытался стереть из памяти. Леденящий душу страх: что с ним сделают?! Беспомощность. Сердце, неистово колотящееся от долгого и быстрого бега. Потом боль, и снова боль… Несколько дней горячки, отчаянные попытки сбежать. Но всё повторяется снова. И так — пока не закончился срок его обучения. Конечно, надо отдать должное воспитателю: он был очень заботливым и внимательным, баловал своего ученика, давая ему всё лучшее, что имел сам. Наверное, потому, что действительно любил?.. Он умер от сердечного приступа вскоре после того, как Тога вернулся в родительский дом.

Но этот художник — откуда он знает такие подробности?!

— Ваша картина… прекрасна, — запинаясь, пробормотал Тога. — Репродукция произвела на меня большое впечатление, но оригинал…

— Вам нравится?

— У меня нет слов! И мальчик действительно очень похож. Что с ним стало, вы не знаете? Где он сейчас?

— Он мёртв, к сожалению. Шок был так велик, что сразу после этого случая у него началась горячка, и он умер через несколько дней, не приходя в сознание. Его попечитель был страшно подавлен, я тогда вызвался помочь ему кое в чём по дому, поэтому немного в курсе этой истории.

С огромным трудом оторвав взгляд от картины, Тога снова опустился в кресло. Мысли путались, но среди бури чувств и эмоций, вызванных воспоминаниями, вырисовывалась очевидная реальность: Ловец Бабочек знает о нём то, чего никто знать не должен. И если молодой арт-дилер поведёт себя не так, как это выгодно художнику, шантаж не заставит себя ждать. Теперь становилось ясно, что все картины — дорогостоящие шедевры, за которыми охотятся ценители — не простая выдумка. Возможно, они написаны с натуры, а гениальный мастер на самом деле — преступник.

Где-то внутри зазвонили невидимые колокола. Тога словно вновь очутился на Дуэльной Арене и в небе возникла тень волшебного замка. Того самого, где обитает вечность… Сейчас же уйти отсюда и заявить в полицию! Этого человека надо проверить: возможно, где-то здесь в потайных комнатах ждут своей участи похищенные дети. Им так же больно и страшно, как самому Тоге в тот день, когда воспитатель насиловал его среди цветов и бабочек, среди огромных кочанов капусты, похожих на зелёные розы. Обычные фантазии художника не надо подкреплять шантажом. Тому, кто не делает ничего противозаконного, нечего опасаться.

— Господин Кирю?

— Простите, немного задумался.

— Так вы согласны выступить моим представителем на ближайших торгах?

— Да.

— Значит, я могу на вас рассчитывать?

— Да, можете.

Колокола смолкли. В этих картинах — вечность. Художник, сохранивший в своих шедеврах хрупкую жизнь, достоин если не уважения, то хотя бы признания. А цветы всё равно умрут рано или поздно, такова их участь. Кирю Тога знает это, как никто другой.

5

За той часовней, в которой они с Тогой нашли девочку в гробу, находилось капустное поле. С другого края к нему примыкала разрушенная усадьба: по слухам, там когда-то жил очень богатый человек — художник или что-то вроде того. После его смерти наследников не нашлось, усадьбу никто покупать не стал, и она много лет так и стояла заброшенной, пока главный дом и флигели совершенно не пришли в запустение. Сад был тоже очень запущен, Сайондзи едва удалось пробраться сквозь заросли роз и ежевики, оплетавшие остатки ограды. Здесь давно никого не было — и не должно было быть, — но в голове всё звонили невидимые колокола, и Сайондзи пошёл вперёд, доверившись чутью.

Вход в главный дом был открыт: дверь давно вросла в землю, петли её заржавели. На скрипучей лестнице — толстый слой пыли, на площадке второго этажа — прошлогодние листья, налетевшие сюда ещё осенью через разбитое окно веранды. Пусто. Сайондзи окинул взглядом полутёмный коридор, ведущий в спальни, и решительным жестом толкнул одну из дверей. Она оказалась заперта. При внимательном осмотре выяснилось, что петли и замок недавно кто-то смазывал, а прошлогодние листья на пороге набросаны так, словно их принесли сюда специально. Упрямо тряхнув головой, Сайондзи посильнее надавил на дверь плечом. Ветхое дерево пошло трещинами, и проход наконец открылся.

В большое полукруглое окно лился закатный свет. Это окно Сайондзи хорошо помнил: оно было изображено сразу на нескольких картинах Ловца Бабочек. А вот и модель. Значит, последнее полотно, за огромную сумму проданное на торгах, всё-таки было написано с натуры… На фоне запылённого стекла чётко выделялся труп девочки в петле. Руки её были связаны, так что не оставалось никакого сомнения в том, что это — не самоубийство. Невыносимый смрад растекался по комнате, от трупного удушья тут же защипало в глазах, к горлу подкатила тошнота. Закрыв лицо перчаткой, Сайондзи обошёл вокруг покойницы. Обнажённая спина её была вся располосована ножом, в ранах застряли пучки окровавленных перьев. На картине это выглядело иначе: маленький ангел, устремив взгляд к кусочку голубого неба в окне, стремится освободиться от верёвок в отчаянной попытке взлететь.

Выбравшись обратно на галерею и наскоро продышавшись, Сайондзи ударом ноги выбил следующую дверь. Такое же окно. И тот же трупный запах. В потёртом бархатном кресле — останки мальчика с развороченной грудной клеткой. Куски полусгнивших внутренностей облеплены червями и мухами, и из этого месива кое-где торчат ветки с увядшими и наполовину обглоданными листьями. Эту картину Сайондзи тоже видел: на ней было изображено, как из раскрытой груди мальчика, из самого сердца прорастает дерево.

Дверь за дверью — и везде трупы подростков. Узнаваемые картины, чудовищные в своей жестокости. Сайондзи страшно мутило, он едва сдерживался, чтобы не выскочить на улицу и не убежать подальше от этого проклятого места. Но, сжав зубы, всё-таки шёл дальше, стараясь не пропустить ни одной комнаты. Может, кто-то здесь ещё жив? Хоть кто-нибудь? От призрачного звона колоколов закладывало уши. Невидимые голоса пели: «Ангел моря... я плыву... на дно моря... На дно моря, где я буду собой». Обойдя главный дом, Сайондзи выбрался во двор и, не позволяя себе даже небольшой передышки, тут же направился во флигель.

Один подросток всё-таки оказался жив. Слабый от голода, неспособный даже кричать. Скрученные верёвками руки и ноги его посинели, но он ещё дышал. Вытащив из кармана складной нож, Сайондзи быстро перерезал верёвки. Завернул мальчика в свой плащ, поднял на руки. Измученное личико казалось страшно знакомым. В алых волосах запутались веточки травы и засохшие крылья бабочек.

— Убейте меня… Пожалуйста! — В сдавленном, хриплом шёпоте подростка слова были почти неразличимы. Сайондзи вздрогнул.

— Не бойся, ты уже в безопасности. Как тебя зовут?

— Хару.

Прислонившись спиной к дверному косяку, Сайондзи облегчённо выдохнул. Несколько секунд он так стоял, пытаясь преодолеть нервную дрожь и внезапную слабость, пока не сообразил, что прижимает спасённого мальчика к себе слишком крепко, и это может причинить ему лишнюю боль. «Не Тога. Нет. Конечно, не он! Мы ведь давно выросли… Просто этот мерзавец, наверное, хотел написать продолжение той картины и нашёл похожего мальчишку… Чёртовы колокола сбили меня с толку! Какая ерунда лезет в голову! Пора уже сваливать отсюда».

Наскоро проверив последние несколько комнат, которые, по счастью, оказались пусты, Сайондзи наконец достал телефон и набрал номер полиции.

6

Заявленные торги не состоялись. Вместо этого разразился огромный скандал. Ловца Бабочек арестовали, а когда результаты расследования появились в газетах, все его картины были сняты с продажи даже на подпольных аукционах.

Кирю Тога вздохнул с большим облегчением. Совесть его была чиста: ему не пришлось участвовать в этой мерзкой истории даже косвенно, ведь никто так и не узнал, что он собирался выступать дилером Ловца. Шантажа теперь тоже можно не опасаться, во всяком случае, до того времени, как скандальный художник выйдет из тюрьмы. Но это — долгий срок, и Тога вполне успеет настолько укрепить свои позиции, что общество скорее поверит ему, чем кому-то другому.

Во всём этом деле оставалось неясным только одно: кто же вывел Ловца Бабочек на чистую воду? Тога знал, что в творческом мире существует круговая порука. Никто из известных художников, коллекционеров или искусствоведов не решился бы обратиться в полицию, все эти люди слишком дорожат своей репутацией. Поиск информации и расспросы знакомых ничего не принесли: удалось узнать только, что какой-то молодой и никому не известный арт-дилер провёл собственное расследование. Поговаривали, что теперь он работает на спецслужбы, проводит оценку контрафактного антиквариата. Большие люди платят ему хорошие деньги, но имени его никому не сообщают.

Тога не верил в мистику и о людях был невысокого мнения. Но ему казалось, что некая добрая сила встала на его защиту именно тогда, когда он оказался на волосок от гибели. Да-да, ведь в современном мире потеря репутации порой может означать и конец самой жизни. Страшно представить, что случилось бы с ним, если бы в творческих кругах стало известно о его намерении сотрудничать с преступным художником на постоянной основе. И тем более о той причине, по которой он не смог отказаться от такого сотрудничества. Любопытно, что это за добрая сила? Помнится, когда он беседовал с Ловцом, в голове звучали колокола. Совсем как раньше, в Академии, во время дуэлей с Обручённым! Возможно, кто-то и правда невидимо действовал в его интересах: слишком много совпадений за такой короткий промежуток времени, не верится, что всё это — случайность.

Перед мысленным взором Тоги вдруг возникла часовня — и девочка в гробу. Открытый взгляд Сайондзи, его упрямо сжатые губы. «Тога, не бросай меня!» Детям позволено говорить то, о чём взрослые обычно молчат. Сайондзи всегда был идеалистом и неисправимо верил в людей. И всегда ценил дружбу с Тогой слишком высоко.

— Пожалуй, из меня теперь плохой пример, дружище, — усмехнулся Тога, открывая на компьютере папку с давними фотографиями из Академии Отори. — Едва не влип в такую скверную историю! Но всё-таки не хочется, чтобы ты менялся, Сайондзи. Оставайся таким же, как раньше: должно же быть в этом мире хоть что-то вечное. Интересно, почему сейчас я думаю о тебе? Неужели, скучаю? Как глупо…

И, улыбнувшись собственным мыслям, Тога принялся разглядывать фотографии. Нет, всё-таки время, проведённое в Академии, было лучшим в его жизни!